«Да!!! Он, только он! Спасибо тебе, Господи, за подсказку!»
Когда первым приехал Василий Васильевич, Алексий, благословив тысяцкого, сразу потребовал:
– Василий, не мешкая, пошли в Сарай гонца. Мне твой боярин Федоров-старший срочно потребовался. На подворье пусть Федор Кошка сам кого иного подберет.
– Пошто спешка такая, владыка? Случилось что?
– О том, что случилось, я при Дмитрии поведаю. А Иван мне нужен для иного дела. Не ведаем, что в Твери денно и нощно происходит. Там его поселить надобно, понимаешь? Навычен он уже соглядаем быть, многоопытен. И самое главное – вспомнил я, что он родом оттуда! Будет чем отговориться перед Михайловыми боярами, когда там вновь поселится.
– Михайловыми? – поднял удивленно кустистые брови Вельяминов. – Что, Василий уже в Твери не княжит?
Грустная улыбка зародилась лишь в уголках глаз Алексия:
– Пока княжит. Но… мыслю, может вскоре все и смениться. Семен Константинович почил, удел свой вокруг князя тверского и брата родного Михайле передал.
– Раздрай? Заратиться могут?
– Полагаю, без этого не обойдется, Василий Васильевич. И нам никак нельзя допустить, чтобы князь микулинский родню одолел. Либо наоборот: одолел, но с нашей помощью!
Вельяминов округлил глаза.
– Поясни, владыка!
– Мы можем пообещать Михаилу свою поддержку в споре и даже на тверской стол ему поможем воссесть, если он подпишется под вечным отречением от великого стола и подпишет Мамаеву грамоту Дмитрию. Укротим Тверь, как и Суздаль, – можем вздохнуть спокойно, верно?
Василий Васильевич глубоко вздохнул:
– Стратилат же ты, владыка! Ну, а коли не захочет?
– Тогда нам остается только сила! – коротко и резко отрубил Алексий. – И в этом случае мы должны уже назавтра знать, что в Твери произошло сегодня!
Тут прибыл и великий князь. Три главных лица Московского княжества сели за стол, чтобы еще раз изучить тверское послание и принять по нему окончательное решение.
На следующий день Алексий своим письмом срочно вызвал в Переяславль тверского владыку.
– Во избежание распри между князьями русскими надлежит тебе, Василий, свершить духовный суд между Михаилом Александровичем, с одной стороны, и Еремеем Константиновичем вкупе с великим князем тверским Василием с другой. Пусть крест и воля Господня, а не меч и поле брани, смирят гордыню. Тверд будь в окончательном решении своем, Василий, и думай не токмо об интересах тверской земли, но и всей русской земли в целом!!
Последние слова Алексий произнес четко и раздельно. Он горячим взором попытался заглянуть в глаза собеседника, но владыка Василий смотрел на толстые сосновые половицы.
– Может быть, призвать их всех сюда? – тихо произнес он. – На твой суд, владыка?
– А для чего тогда я тебя на Тверь рукоположил? Коли приговор твой виновный нарушит… либо узрю, что суд свой ты неправедно свершил… тогда сам судить буду. Понятно ли глаголю, владыка Василий?
Тверич поднял, наконец, глаза, лицо его запунцовело. С минуту они смотрели друг на друга.
– Обещаю тебе рассудить князей по совести своей и закону русскому! – твердо и громко произнес Василий.
Сердце Алексия словно кольнуло, но он ничего более не произнес. Лишь благословил клирика и пригласил его отобедать в нижнюю палату.
Когда митрополиту стало известно, что духовный суд в Твери закончился в пользу Михаила Микулинского, что владыка Василий подтвердил все права тридцатилетнего князя на Белый Городок и все прочие земли усопшего князя Семена, Алексий лишь внутренне напрягся, не выказывая внешних признаков своего гнева. Призвав ближнего боярина Семена Жеребца, он поинтересовался:
– Как там Иван Федоров?
– Да вроде все нормально. Обживается.
– Как вы его прикрыли?
– Куплен постоялый двор в посаде подле самой воротной башни. Хозяева от мора померли, из детей лишь один в Зубцове остался, перебираться не захотел. Иван – тертый калач, молодца! Уже нашел двух своих друзяков по молодым годам. Один в торговых рядах сукном народ балует, другой при княжей псарне состоит.
– Людей ему для обслуги подбери надежных да толковых, чтоб было Ивану на кого положиться. Мыслю, уже вскорости вести от него недобрые для Москвы услышим.
– Что так? – вздел густые брови боярин.
– Тверской владыка Городец за Михаилом оставил. Ноне ж надо малой думой собраться, Семен. Многое теперь обговорить надобно.
Вечером собрались лишь ближние бояре. Именно тогда впервые было решено возводить каменные стены вокруг Москвы вместо сгоревших деревянных. Тогда же порешили послать в Тверь Тимофея Васильевича Вельяминова, коему поручалось попытаться убедить мигулинского князя подписать отступное от великого Владимирского княжения.
Поездка успехом не увенчалась. Князь Михаил Александрович резко и решительно отказался признавать Дмитрия Ивановича старшим братом, коротко пояснив Вельяминову:
– Моего права на великий стол более будет, чем Дмитриева! Прадед его Даниил Московский лествичное право потерял, поскольку не был при жизни князем великим. А посему – как хан в Орде порешит, так и будет!
– Может, еще и татар на земли русские ради власти высшей вновь наводить будем, стойно Андрею Городецкому?
– Стойно Ивану Калите, – тотчас ответил Михаил. – Если Москва земли отца моего в пустынь в свое время превратила, не вижу греха за собою, коли тем же отвечу!! Вину ж перед великим ханом за любым князем отыскать можно будет, боярин! И милость ханская, что былинка на ветру: ноне в одну сторону наклонена, а завтра и в другую качнуться может!..