Спецназ князя Дмитрия - Страница 74

Для сильных мира сего лишение второго обычно страшнее потери первого. Иван проводил день за днем в своем тереме, не в силах понять, как ему жить дальше. И надо же такому случиться, что к этому времени за свое влияние на земли могучего княжества, за свободный доступ к меховым запасам северных лесов, за возможность сменить православную веру на католическую на всей территории Руси, и Владимирской, и литовской, начали активно бороться Генуя, Венеция, Рим…

Богатый купец Некомат Сурожанин, торговавший богатыми южными товарами и имевший в Московии собственные села, долгими вечерами встречался с Иваном и сумел убедить того, что в глазах Мамая, Твери и прочих сильных мира сего тот остается тысяцким. Всего-то нужно было сместить с великого стола князя Дмитрия, привести к власти князя Михаила, и все!.. Союз Орды, Литвы, Генуи уже заключен, осталось лишь начать действовать самому Ивану Васильевичу!..

Боярин Иван Вельяминов, не посоветовавшись с родней, бежит вместе с Некоматом в Тверь, становясь, таким образом, одним из главных врагов молодого великого князя.

Князь Михаил Александрович, к тому времени замирившийся с Москвою и признавший главенство Дмитрия, выкупивший из почетного плена своего сына Ивана, принимает беглеца, возвышает его, верит Некомату и в очередной раз очертя голову решается на борьбу за великий владимирский стол.

– Ты готов ехать к Мамаю и заручиться от моего имени его поддержкой? – жарко спросил Вельяминова Михаил.

– Конечно. Возьму с собою Некомата, генуэзцы сейчас в Орде сильнее любого эмира. У Мамая вновь плохо с серебром, последний ручеек течет к нему из Кафы. Мамай просто не решится отвернуться от этого купца, зная, что от нового владимирского князя, прочно севшего на трон, он получит еще одну реку!

– Тогда я немедленно отправляюсь к Ольгерду.

– Думаешь, он нарушит мир с Москвой?

– Я пообещаю ему Ржеву и Можайск. Такой кусок Ольгерд обязательно заглотит.

Иван внимательно посмотрел на Михаила, повернулся было, чтобы покинуть палаты, но вдруг словно запнулся:

– Да, кстати, князь! Давеча у постоялого двора, что подле южных ворот, видел я одно занятное лицо. Я его еще по Москве знаю. Зовут Иван, сын Федоров.

– И что же тут занятного? – слегка напрягся Михаил. – Я Москве ноне мирен, в Твери торгуют и московские купцы.

– А то, что этот боярин многие годы у Дмитрия лазутчиком в Орде служил. Отец говорил, что много пользы Москве приносил, умно дело свое делал. Не тем ли он теперь у тебя под боком занимается? Взял бы, подвесил его на дыбу?! Спокойнее так будет…

Тверской князь стиснул зубы. Ему самому уже давно казалось, что в городе живет соглядай, успешно повещающий московских бояр о всех Михайловых начинаниях.

– Возьми десяток гридней и прочеши там все дома, боярин! Дай Бог, чтобы ты не ошибся!

Тщательный обыск ничего не дал, хотя и обнадежил Ивана. Слуги, обитавшие на постоялом дворе, поведали, что их хозяина действительно зовут Иваном, но добавили, что он родом с реки Тьмы. Трое ратных были оставлены в засаде, но владелец двора более не объявился. К тому времени он был уже далеко.

…Иван Федоров действительно стоял на улице, когда мимо проезжал московский беглец. Взгляды их встретились, пересеклись на несколько секунд. Вельяминов даже натянул поводья, оглянулся еще раз. Для опытного Ивана этого было более чем достаточно, чтобы понять: сын последнего тысяцкого Москвы его признал! А кем сын Федоров был в подчинении Василия Васильевича, для нового тверского боярина секретом не являлось!..

Споро собрав деньги, надев саблю и оседлав коня, московский лазутчик поспешил прочь из города.

Спустя двое суток он был в Москве, добился встречи с Тимофеем Вельяминовым. Тот внимательно выслушал своего слугу, подумал, кивнул:

– Хорошо! Ноне же князю доложу. А ты пока езжай к себе в Починок, отдохни. Потребуешься – призовем!

Для Ивана потянулись дни сладостного расслабления и безделья, но вместе с тем и томительного ожидания. В том, что мир с Тверью будет разорван, пожилой человек не сомневался. А стало быть, ему опять во враждебном городе найдется много работы…

Глава 24

Время шло, как обычно, зима постепенно уступала свои права весне. Солнце доводило лед на реках до блеска, исподволь топило на первой луговой черноте снега, и робкие невидимые ручейки, пробираясь под толщами снега, все больше и больше поили водоемы. На Оке уже появились закраины, рыба, почуяв свежие струи, начала активно гулять в преддверии нереста, и починковские мужики, вытягивая сети, лишь сладко покряхтывали, глядя на горы окуней, щук, судаков и белорыбицы. По тому, как много велено было ее коптить и солить, по большой загонной охоте, что провели люди Вельяминова под Коломной, опытный Иван догадывался: получен приказ готовить запасы еды для большого войска. В близости и неминуемости войны убедил его и рассказ Тимофея Васильевича о большом съезде всех, союзных Дмитрию, князей. Вскоре по селам и деревням поскакали княжьи гонцы с приказом направлять к Москве одного конного или пешца от трех изб. Заширкали точильные камни, наводя жала на мечах, секирах, рогатинах. Извлекалась из кладовых смазанная барсучьим салом бронь, нашивались железные полосы на зипуны и овчинные треухи. По всем дорогам неспешно потянулись возы и конные, одиночками и группами. Русь готовилась к новой крови…

Федор заехал на сутки. Вдоволь нахлеставшись вениками в баньке, несколько раз пробежав до полыньи и обратно голышом на радость дворовым девкам, теперь он сидел вместе с отцом за вечерним столом, где по поводу проводов сына отец распорядился выставить и запеченного гуся, и большую корчагу хмельного меда, и разносолы, и слабосоленую, слегка подкопченную стерлядь.