Спецназ князя Дмитрия - Страница 59


К оглавлению

59

Вечером на вопрос Оньки хозяин ответил:

– То князья ордынские прибыли, не первый раз они в Москве. Тютекаш, Карачай и Ояндар.

– Мамаевы?

– Да.

Весь вечер Онисим был молчалив. Лишь перед отходом ко сну произнес:

– Интересно, а татарам ведомо про самоуправство Дмитриево?

Москвич непонимающе повернулся к гостю:

– Зачем это тебе?

– Мыслю, коли правильно об этом татарам сказать, большая польза могла б для князя моего получиться.

Хозяин задумался.

– Да… возможно. Хм, весьма возможно. Помыслить надобно, паря! Спи, утро вечера мудренее…

… Михаила содержали в боярском тереме под строгой неусыпной охраной, но позволяли перемещаться по двору и дому. Он смотрел на высокий забор, на голубое безоблачное небо, на суету слуг. Бежать было глупо, можно было б при этом потерять и жизнь. Безделье и неопределенность томили. Однажды к нему заезжал Тимофей Вельяминов, поинтересовался, не желает ли тверской князь вновь обрести свободу в обмен на подпись под клятой грамотой Мамая. Услышав твердое «нет», сочувственно глянул на пленника, сообщил, что все его бояре и холопы живы-здоровы, и покинул подворье. И вновь потянулись тоскливые дни и ночи. Как вдруг…

На двор въехали сразу две кареты. Михаилу вернули его одежды, расчесали, посадили в одну из них. Сидевший напротив молодой Федор Кошка выглядел, словно нашкодивший кот. Избегая смотреть в глаза тверичу, произнес:

– Велено вновь доставить тебя, князь, на суд владычный.

– Кем велено?

– Алексием. Ты бы… не упрямился ноне. Уступи Еремею, и тебя отпустят.

– А грамота? Я ее не подпишу никогда!!

– Ну… пообещай хотя бы подписать ее потом… крест в том поцелуй… надо, чтоб тебя вборзе из Москвы выпустили, Михаил Александрович! Дума против твоего дальнейшего заключения…

Михаил подался вперед, схватил Федора за руки:

– Что случилось? Говори, ну!!

Русский посол в Орде ответил вполголоса:

– Про тебя проведали трое знатных татарских князей. Как – не ведаю. Пригрозили Дмитрию Ивановичу гневом Мамаевым, коли останешься взаперти. Дума порешила – удоволить Еремея, а тебе вернуть слуг, коней и свободу. Так что соглашайся, князь, я тебе искренне советую! Земли те завсегда сможешь вновь себе вернуть, верно? А в порубе может и нехорошее случиться…

Уже через два часа Михаил вновь стал свободным. Первым делом он устремился на татарское подворье, чтобы выразить благодарность князьям. Все трое оказались дома.

– О, Михаил! Ты здоров? Мамай своих верных слуг-улусников никогда в беде не бросит!

– Спасибо! Нет у меня с собою сейчас ничего, чтобы подарить вам, князья! Все Дмитрий у себя оставил. Поехали в Тверь, серебром-золотом огружу!

Карачай-бей довольно улыбнулся:

– Не сейчас, князь! В Москве дела надо сделать. Потом заедем, погостим.

– Передайте Мамаю, что хочу у него ханского ярлыка просить на великое княжение тверское! Не желаю более под Москвою быть. Готов тверской выход платить в Орду, как при Джанибеке, лишь бы вы меня от Дмитрия оборонили!

Татары переглянулись. Ояндар довольно пошлепал губами:

– Ты умный князь, Михаил! Думаю, Мамай будет на это согласен! А я тебе дам десяток своих нукеров, пусть до Твери с тобою доедут. Так спокойнее будет, верно?

Михаила пригласили на трапезу, но князь отказался. Ему страстно хотелось как можно скорее покинуть ненавистный город. На прощание тверич поинтересовался:

– А как вы про мой затвор проведали?

– Твой боярин к нам смог пробиться, весть принес. Хороший боярин! Молодой, но верный князю своему! Можешь его возвысить.

– Как зовут, подскажите?

Карачай, кряхтя, поднялся с ковра на ноги, дошел до большого серебряного ларца, извлек из него грамотку, протянул Михаилу.

– Держи!

«Раб божий Онисим, боярин тверской, славным Карачай-бею, Тютекаш-бею и Ояндар-бею челом бьет! Повещаю, что московский князь Дмитрий князя моего Михаила силком в поруб засадил. Хочет Тверь теперь под себя забрать, чтобы потом на Мамая войной пойти! В том крестом клянусь. А держат ноне князя силком в палатах сыновей Кобылиных».

– Онька!.. – тепло улыбнулся тверской князь. – Вовек не забуду!..

Спустя двое суток он сказал то же самое молодому слуге лично. Боярину Дмитро велено было крепить Тверь и собирать ратных. Сам же Михаил отбыл в Литву. Пылкие гнев и ярость уступили место холодной злости и непреклонному желанию кровно отомстить Алексию и Дмитрию московскому как можно скорее.

Глава 10

Великий литовский князь Ольгерд был человеком, который никогда ничего не делал, повинуясь лишь своим чувствам. Это был действительно великий правитель, четко ставящий перед собой цели и столь же четко и неуклонно их достигающий. Любая промашка или ослабление соседей тотчас вели к тому, что на очередные земли простиралась его властная длань. Ольгерд видел расширение Литвы прежде всего за счет русских земель на востоке и юге, где угрозой, а где и прямым вторжением победоносной многочисленной конницы отрезая от соседей и присоединяя к себе все новые и новые княжества.

Конечно, такого человека не могли бы разжалобить козни Москвы по отношению к тверскому зятю. Великий литовский князь видел в происходящем гораздо большее. Ум и волевой напор Алексия сплачивали восточного соседа в столь же сильное, как и Литва, государство. Московиты дерзко отвечали ударом на удар. Так, двоюродный брат Дмитрия Ивановича князь Владимир Андреевич (один из будущих героев Куликова поля) перед приездом в Вильно Михаила тверского вновь отобрал у Литвы Ржев. Юный воитель проделал это столь стремительно и дерзко, что бывалые воеводы, бившие и немцев, и венгров, не смогли удержаться за крепостными стенами. Присоедини московиты к себе Тверь, сделай они это сильное и богатое княжество союзным себе – о продвижении на восток Ольгерду можно было б позабыть. Оттого и родилось желание нанести удар первым, ограбить и ослабить, поставить на колени и старого митрополита, и его все более матереющего ученика.

59